GENOM

Вопрос происхождения всегда интересовал меня в той или иной степени. С детства я сравнивал себя с другими и интересовался - почему я такой? Что-то в моей жизни было весьма обыкновенным, но вместе с тем много меня отличало от других детей, и возникало это чувство не только из собственных наблюдений, но и в некотором роде культивировалось во мне родителями и, в особенности отцом. Те условия в которых я рос и воспитывался были для меня вполне обычными.
Только спустя годы многое из того, что я считал обычным начинало преобретать замысловатые формы. Оказалось, что рождение моё произошло в семье весьма интересной. К великому моему сожалению своего деда по мужской линии я не знал. По рассказам отца я сделал вывод, что родители его были людьми весьма интересными и неординарными. Коммунистический режим к великому счастью никак их не затронул. До Великой Отечественной войны дед, как человек образованный и знающий себе цену вёл жизнь весьма замысловатую - преподавал в ВУЗе, был известным судьёй в мире тенниса, был импозантен, производил впечатление на женщин, бабушка моя так и вовсе была с происхождением, хотя и без дворянского звания. На этот счёт я до конца не уверен, ибо подобные вещи, в то время, было принято тщательно скрывать. У родителей отца была домработница помогавшая по хозяйству. Несколько комнат в коммунальной квартире недавно позволили мне сделать вывод, что, видимо, некогда, эта большая квартира целиком принадлежала моим предкам, а в последствии подверглась так называемому уплотнению.
Мой отец только спустя много лет начал по крупицам собирать информацию о своих предках. У него, как оказалось, много разнообразных родственников, в основном имеющих какой либо социальный статус далёкий от пролетарского или крестьянского. Я всегда с интересом слушал его рассказы, ибо рассказчиком он был великолепным, и старался как мог запоминать информацию.
Сейчас, к сожалению, я уже не могу расспросить его и свою маму о вещах которые меня интересуют, но и того, что я знаю оказалось достаточно для того, чтобы с увлечением производить изыскания. Большое семейное дерево не является результатом моих собственных исследований. Спасибо многочисленным родственникам которые смогли произвести подобную работу и сохранили архив фотографий.
Со своей стороны я стараюсь сохранить то наследие, которое есть у меня сейчас и, по возможности, преумножить знания о своих предках и бережно передать эти знания следующим поколениям.

Вне всякого сомнения я покривил бы душой сказав, что люблю Москву. Невозможно любить то, что является частью тебя, как невозможно любить какой-то из своих органов более, чем другой.
История умалчивает о том, когда предки мои появились и стали жить в Москве. Мне же доподлинно известно, что в двадцатые годы прошлого века дед мой, профессор и преподаватель столичного вуза (Московского Энергетического Института), встретил здесь стенографистку «Московской правды», мою бабушку, и женился на ней. В разгар оттепели шестидесятых мой отец, в то время организатор джазовых и танцевальных вечеров в легендарном кафе «Молодёжное» на улице Горького, встретил мою маму, очаровательного молодого инженера из закрытого НИИ на Соколе. Через некоторое время в родильном доме им. Клары Цеткин на крутом берегу реки Яузы я появился на свет. Не будет лишним так же упомянуть, что я был настолько мил, что, увидев меня в коляске на Центральном рынке, Фаина Раневская громко вскричала: «Маша, Маша! Ты только посмотри какая прелесть!»
Свои ранние беззаботные дошкольные годы провёл я в коммунальной квартире на Садовой-Сухаревской улице в доме 10/12 более известным ныне как «ушастый дом». Из воспоминаний того времени стоит упомянуть, пожалуй, соседей, людей странных, всегда отзывчивых ребенку и весьма импозантных. Хромой ветеран войны, крашенная хной женщина Зинаида Марковна, вечно разговаривавшая по телефону, вежливая и улыбчивая старушка, до революции получившая образование в Екатерининском институте благородных девиц и величавая, красивая и холодная ко всем, как снежная королева, Генриетта Ивановна – последняя жена и вдова моего деда профессора, с которой мой отец, по понятным причинам, не ладил, но которая тем не менее благоволила ко мне, вероятно считая меня похожим на покойного мужа. Меня же в то время более интересовали оранжевые крыши такси на Садовой, видимые из окна моей комнаты, странные и нелепые по нынешним меркам игрушки и прогулки во дворе с ребятами из соседнего «генеральского дома». Пространство для прогулок было огромным и ограничивалось кинотеатром «Форум» с одной стороны и Трубной улицей с другой. Стоит отметить, что, набегавшись, самым замечательным тогда было идти к угловой булочной на Трубной, где в подвале находилась пекарня источавшая сказочные ароматы выпечки, и сев на корточки голодными глазами смотреть в открытое окошко подъемника, чтобы через некоторое время бесплатно получить вожделенную, горячую и немного примятую, не годную для продажи булочку.
Через пару месяцев после того, как я пошёл в школу семья наша получила долгожданную и вожделенную отдельную трёхкомнатную квартиру. И полные радости и энтузиазма мы отправились в новостройку на улице Конёнкова, 12а. Пару лет назад я случайным образом побывал у этого дома и надо признать увиденное привело меня в некоторое замешательство. Не новый уже дом, окруженный всеми признаками развитой инфраструктуры, никак не напоминал белую прямоугольную башню, перед которой пролегала дорога, связывавшая ПТУ с общежитием. Чуть дальше находилась огромная грязная и глубокая лужа по которой важно плавали на плотах из досок и пенопласта мои ровесники во всесезонных ватниках и кирзовых сапогах. За лужей была одна из многочисленных строек, за стройкой поле, на дальнем конце которого виднелся самый что ни на есть коровник с коровами, и заканчивалось это всё Московской Кольцевой Автодорогой. Позади же дома была просто непроходимая грязь. Развитие общественного транспорта в тех местах было в зачаточном состоянии и я каждое утро героически терпел двухчасовую дорогу на двух автобусах с пересадкой до заветной английской спецшколы, которую было единодушно решено не оставлять. Ближайшей станцией метро в те годы была конечная «ВДНХ». Культурный шок произошёл у всей моей семьи, включая даже меня и моего младшего брата, и результатом этого шока явилось то, что уже меньше чем через год мы переехали по обмену, потеряв комнату, но поселившись в 10 минутах ходьбы от нашего прежнего дома.
В уютном уголке Москвы, недалеко от упомянутой выше Садовой-Сухаревской, ответвляясь от Божедомки (ныне улица Дурова), расположен был зелёный и тихий Выползов переулок, далее за ним Тополев переулок, чуть поодаль стадион «Буревестник» - идеальное место для семейного отдыха и развлечений на открытом воздухе. Из окон наших видны были теперь старые двухэтажные деревянные дома с двориками, утопавшими в зелени, здание из красного кирпича, магазин на углу и даже диковинный и редко работавший Музей пожарной охраны. Вся эта патриархальная идиллия исчезла практически в один миг, и неотвратимые преобразования, санкционированные на государственном уровне, изменили этот уголок столицы практически полностью и до неузнаваемости. Приближение московской Олимпиады ознаменовалось началом грандиозного строительства двух спортивных объектов, которые поглотили, как ненасытный дракон, целые кварталы, улицы и переулки, а также упомянутый выше стадион «Буревсетник». Мне та эпоха запомнилась непролазной грязью вокруг дома, круглосуточным забиванием свай, которые казалось забивают по ночам прямо мне в голову и рабочей площадкой на 4-ой Мещанской, где хранились сложенные в спонтанном порядке вентиляционные воздуховоды различных конфигураций предназначенные для будущего стадиона, которые представлялись мне и другим детям бесконечным, фантастическим и манящим лабиринтом. Терпение нашего семейства было вознаграждено окончанием строительства стадиона «Олимпийский» и плавательного бассейна. Ненадолго наступила эра блаженства, идеального порядка и чистоты, финских продуктов и солёных крекеров, отсутствия в городе маргинальных личностей, ну и конечно же легендарных, спортивных состязаний из которых наше семейство с удовольствием посетило лёгкую атлетику, борьбу и футбол с участием нашей сборной на стадионе «Динамо». Необходимо признать, что долгое время после окончания Олимпиады-80 спорткомплекс «Олимпийский», как в прочем и многие другие подобные ему объекты, сохранял лоск, чистоту и аккуратность окружающих его территорий. Меня, как и многих других подростков и старшеклассников середины восьмидесятых, манили плавные, асфальтированные спуски вокруг спорткомплекса идеальным образом подходящие для нелепых и погромыхивающих первых отечественных скейтбордов. За скейтбордистами у «Олимпийского» стали появляться брейкеры, и я как губка стал впитывать особенности неформальных уличных развлечений с удовольствием принимая в них участие. Апофеозом того времени, по моему мнению, стал Всемирный Фестиваль Молодёжи и студентов в год моего школьного выпускного. На площадке между спорткомплексом и Олимпийским проспектом была сооружена сцена, на которой мне довелось увидеть тогда свой первый open air с группой heavy metal из ГДР и неимоверно популярной «Машиной времени».
Вскоре после описанных событий наступил вынужденный и весьма длительный, двухгодичный перерыв в моей столичной жизни, связанный со службой в армии. Приключений было предостаточно: я чуть не попал в Афганистан, но был так близко от него, что видел его через пограничную реку Амударью, побывал в самом жарком месте Советского Союза, послужил в Ташкенте, и вернулся повзрослевшим, окрепшим и набравшимся житейского жизненного опыта.
Через пару месяцев, по возвращении домой, оперативно подготовившись, я уверенно поступил в Московский Государственный Педагогический Институт (позже Университет). Сразу же начались весёлые пирушки и кутежи, которые нисколько не помешали моему учению, дававшемуся мне непринуждённо и легко. Уже через год я женился на очаровательной однокурснице и столкнулся с категорическим нежеланием родителей, особенно отца, к совместному проживанию с молодой моей супругой в одной квартире. В связи с чем было принято и оперативно осуществлено решение по выселению молодых к бабушке, в квартиру где родилась и выросла моя мама.
Эту небольшую и чрезвычайно уютную квартиру в надстроенных этажах доходного дома Дурилина, в самом начале Большой Ордынки, на пересечении с Черниговским переулком я посещал практически с рождения, оставаясь порой на несколько дней, освобождая родителей от забот обо мне, тем временем пользуясь благорасположением бабушки, кушая блины и ватрушки и гуляя с ней по Кадашам. Квартира эта, состоявшая из двух комнат была коммунальной, и соседкой моей бабушки была пожилая уже женщина Прасковья Ивановна, вдова бывшего офицера царской армии которого называла на французский манер Мишель. Наследников она не имела и когда скончалась, комната освободилась естественным образом. Это позволило молодому студенту с беременной супругой, то есть мне, совершить родственный обмен с бабушкой и въехать в освободившуюся комнату. Вообще об истории этого замечательного дома известно мало. Построен он был на территории исторического владения Ржевских, известного ещё с XVI века. Владение много раз переходило из рук в руки пока в начале XIX века, в 1906 году, архитектор Шервуд не построил на этом месте комплекс, основой которого стал особняк гимназии Косицына, оригинально надстроенный в классическом стиле на основе каменных подклетей XVI века и окружающий его жилой дом в 4 этажа и 4 подъезда. Примерно с 1932 года здание было решено надстроить ещё двумя этажами с квартирами поменьше, а в 1936 году брат моей бабушки получил в этом доме комнату по линии Министерства иностранных дел. Мама моя вспоминает, что жил в доме грозный работник НКВД, которого все боялись и старались не попадаться ему на глаза, а она дружила с его дочерьми, с которыми продолжала общаться весьма длительное время. На одной площадке с ней жила Ирина Белогородская, ставшая в конце шестидесятых диссиденткой и женой поэта Вадима Делоне. Много других интересных персонажей наполняло большие коммунальные квартиры, все в основном или въехали позже, или уже давно уехали, посему я не без оснований считаю себя старейшим наследным жителем этого дома.
Приключения с переездом совпали по времени с кардинальными переменами, происходившими в то время в стране, и в Москве в частности. Инфраструктура района и предназначение зданий в районе Балчуга, Ордынки и Пятницкой менялись с неимоверной быстротой. Прежде всего стоит отметить, что из бывшей гимназии Косицына, исчез детский сад, здание отремонтировали, богато декорировали, перекрасили в другой цвет и предоставили какому-то фонду для проведения выставок современного искусства, на одной из которых я был. На Пятницкой магазин «Мясо» после долгого ремонта стал «Серной», исчез «Кондитерский» с шикарным дореволюционным интерьером и резными прилавками, исчез маленький и очень забавный Пятницкий рынок с архаичными деревянными павильончиками.
Вот уже без малого 30 лет живу я в Замоскворечье в Черниговском переулке и, проходя мимо каждый день, не устаю с интересом вглядываться в незыблимые камни строений, стоящих на своём месте не одну сотню лет, в забавные и случайно оставшиеся на виду артефакты советского времени, в настойчиво наслаивающуюся на старину современность вывесок и булыжных мостовых. Я второй раз женат и ещё два раза не был женат, завёл кучу детей, радуюсь их успехам, отдал дочь в легендарную 19 школу имени Белинского в Кадашах, негодую на то что исторические места заставлены машинами...
Я не могу сказать, что люблю этот город. Я им живу!